"Завтра будет дождь"
Неолиберальная каша уже лезет из глоток, “свободы” готовы разодрать уши, желания формируются рекламными паузами, а культура грядущего Апокалипсиса явила лишь гнойную пуповину, в чьей лужице застыло тусклое отражение этого мира. Мира приговоренного к столбу висельника. В кровоточащей массе слизистого всполохами дает о себе знать раскрошенное сапогами ОМОНа лицо культурно – политической оппозиции.
Крик юродивого повисает над духотой городского кладбища:
ЗАВТРА БУДЕТ ДОЖДЬ
В придурковатом душном мирке, где каждый новый процесс заканчивается неизбежным обезглавливанием, становится единственным образом (остальные лишь производные), единственной “вещью в себе”, несущим все признаки гермафродитизма (по аналогии с “вечным жидом”) ВЕЧНЫЙ РАБ. Его брак это святотатство и инцест, его шаги отдаются колокольным (читай: кандальным) звоном – треснувшим колоколом мирового Храма. “ПОТРЕБИТЕЛЬ” - клеймо на лбу раба.
В создании изобилия образов – “бутербродов” Система сформулировала свою конечную цель - зомбификация населения, вывод критического мышления на уровень “zero”, последующее нивелирование всех “неровностей”, имеющих способность отвлекать массы по дороге на скотобойню.
Циничные и преисполненные апатии, вихляющие костлявым задом своих переживаний “люди массы” - суть вырождение и тупое овечье бормотание. Их пластилиновые тела залепили собой трещины проблемного бытия. На их языке клокочет жаба. Гнойная жаба капитализма – вот достойный замысел и констатация их мира. Хозяева и рабы – два лика одного бога; двуликий Демиург, чье существование обусловлено наличием соглашательства между покорностью и диктатурой, пряником и кнутом, диваном и телевизором, улыбкой торгового менеджера и хищным оскалом маньяка в вагоне ночной электрички.
Система породила странный симбиоз эксплуататора и эксплуатируемого, соединив их в единый самодостаточный механизм. Насколько привлекательно по- варварски выглядит на его фоне шествующий по окраинным улицам одиночка, с зажженным факелом (противовес каменной пуританки), он прокладывает себе дорогу сквозь картонные перегородки города, он любит тонкое вино и способен оценить кабацкое пение простолюдинов, он мстителен и благодарен, его действия и поступки не регулируются товарно-денежными отношениями, но, явно, мотивами совершенно иного порядка. Он способен порождать НЛО, он – вихрь торсионного генератора. В его руках оживают ящерицы...
Какое честное лицо было у него – распятого на Спасской башне; тогда стрелки часов, разорвав ему сухожилия, торжественным боем возвестили точное время:
Tend to do quite well... TEND TO DO QUITE WELL...
TEND TO DO QUITE WELL...
Время предстало апологетом Власти. Время на службе. Доказательства очевидны, они лежат на поверхности, и не стоит особых усилий, чтобы разглядеть их: информационно- аналитическая программа “Время”, “временные трудности”, “преждевременно”, “не вовремя” и т. д. Время как пространство, пространственный симулякр, поле скрытой цензуры. Время предстало апологетом Власти. Время на службе. Доказательства очевидны, они лежат на поверхности, и не стоит особых усилий, чтобы разглядеть их: информационно- аналитическая программа “Время”, “временные трудности”, “преждевременно”, “не вовремя” и т. д. Время как пространство, пространственный симулякр, поле скрытой цензуры.
Сказочные обитатели мертвого северного пространства – одноглазые люди - аримаспы (англ. Arimaspians), о которых упоминали еще Гете и Геродот – прообраз современной “одномерности” общества и внешней “однополярности”; sol non justia – однолучевое солнце на скрижалях Гермеса Тресмегиста. И эти циклопы рванули на себя время, определив последующие ходы всех событий, выносили и родили образ Хозяина. Ими было засеяно масс- медийное поле, явление - поначалу как “временное”, в итоге – ставшее претендовать на вечность. Их провозглашенный на всех языках бой курантов возвестил миру завершение, а несколько танковых маневров окончательно обозначили все приоритеты. Отныне часовая стрелка стала неотступно следовать за колонной бронетехники так, что складывалось впечатление, будто стоит последней остановиться – и Солнце, как во времена Исуса Навина, огненным опарышем зависнет на небосклоне.
Многие видели как голова кричащего, в конце концов, мирно упокоилась на блюде, выставленном на прилавке супермаркета. Дочери Иуд слюнявили подбородки и тыкали пальцами в выпотрошенные глаза пророка.
Сквозь веселую мишуру, что так тщательно скрывала колючую проволоку, проступали кровавой кашицей буквы, складываясь в слова – надежду, озвучивали приговор...
* * *
Агенты диктатуры, поборники империализма, латифундисты, олигархи, эксплуататоры и угнетатели народа, банкиры и генералы, Ваша участь давно предопределена – списки готовы (о единой базе данных упоминали многие современные социологи). Прозревшие массы, готовые взять города, ждущие Знак Свыше, - им выпало быть теми, кто в радости птицы Феникса способен возродить Родину. Она разорвет на части железо, кровавыми закатами вычеканит в упрямых Небесах имена победителей будущей Гражданской войны, связывая наши Судьбы в единый кулак грядущего восстания. До последней пули, до последнего выстрела, пока стучат сердца, пока строчит пулемет, до последнего вздоха...
И хлынут ветра неудержимым свежим потоком, откроются небесные кладовые, облака, ждущие напоить усталую окаменевшую землю, затянут горизонт, дохнут предгрозовой прохладой...
Завтра будет дождь...